Найденный фотографии в семейном альбоме Елены Аносовой, ориентировочно 1975-1978

Армейский фольклор, подобно творчеству любой закрытой группы, тяжело поддаётся внешней интерпретации. В нём всегда есть то, что понятно только «своим». Зачастую это — ключевые, смыслообразующие элементы. Поэтому заявлять о том, что мы полностью понимаем такое творчество, — самонадеянно. Есть опыт, который нам не доступен. И сталкиваясь с тем, что мы называем «странным», мы узнаём или вспоминаем о его существовании. Портреты, которые составляют эту серию, — странные. Несмотря на то, что быстрый поиск позволяет найти довольно много примеров подобного рода: у бытового фотографа в инвентаре всегда были игрушки, и, очевидно, среди солдат они пользовались популярностью, — этот образ нам непривычен. Заложенное в них послание адресовано не нам. Но мы можем обозначить своё непонимание и, через акт интерпретации, пусть ложной, всё равно приблизиться к той действительности, которую они запечатлели.

Мы понимаем, что авторы и адресаты серии снимков — сослуживцы, вероятно, «дембеля», то есть те, кто в ближайшее время будут уволены в запас и, находясь в расположении армии, ждут, пока соответствующий приказ вступит в силу. Своеобразная высшая каста армейского общества. С этим статусом связана значительная часть армейской культуры — особые «дембельские» традиции, отсчитывающие время до выхода на «гражданку», «дембельская» форма, «дембельские» блокноты и альбомы, в которых собраны посвящённые армии или пост-армейской жизни фольклор, рисунки и фотографии. 

Как замечают исследователи, «дембельский» статус в чём-то близок статусу аутсайдера: над «дембелем» не властна армейская иерархия, его уже не касаются многие проблемы, обязанности и ограничения армейской жизни. Пограничное положение между армейским и гражданским мирами часто обыгрывается в армейском фольклоре. Именно поэтому мы хотим причислить снимки серии к «дембельскому» творчеству: эффект странности возникает в них оттого, что смешиваются атрибуты двух миров. 

Прежде всего, сугубо мужского, закрытого армейского сообщества — и символа женского пола, блондинки куклы в коротком светлом платье. Подразумевается, что во время службы, преданный делу защиты родины, солдат прижимает к груди лишь автомат и знамя. Здесь же — кукла как обозначение явно житейских, мирских хлопот, символический опыт соотношения с женским в мужском мире. И вместе с тем обещание, что армейские ценности и интересы скоро сменятся заботами о любимой, о будущей семье. 

Кукла также может работать как элемент низкой риторики, попросту как насмешка, поскольку маркирует интересы другого гендера и другого возраста. Поскольку службу в армии часто понимают как инициацию (мальчик, юнец становится мужчиной) — изображение солдата в форме с куклой на коленях можно интерпретировать как указание на провал мужской гендерной идентичности: он не сумел вырасти и не смог обрести настоящую маскулинность, ведь в куклы играют девчонки. 

Однако солдаты на снимках серьёзны, они не дурачатся — можно видеть в этом жесте дополнительное подтверждение «дембельского» статуса, который позволяет возвыситься над стереотипами, не бояться и не избегать насмешек, позволить себе самому посмеяться над собой, не опасаясь быть скомпрометированным в глазах сослуживцев. Грубый и абсурдный юмор, в котором смешиваются ценностные системы армейского мира и «гражданки», в котором повышенное внимание уделяется чувствительной теме женского как «иного» — тоже характерен для армейского творчества. 

Вместе с тем, современный зритель, тот, у кого нет опыта армейской службы или этот опыт другой, может прочитать снимки иначе. Серьёзность солдат, позирующих в нарочито странном образе, он может интерпретировать как уязвимость: он странен и не скрывает это за усмешкой. Тот, кому знакома лишь «гражданская» система ценностей, расценит нелепое сочетание куклы и армейской формы как символ принудительного столкновения юности, незрелости с милитаризмом. Те, кто прежде времени вырван из детства. Кто вынуждены отложить жизнь ради армейской бюрократии. Чью личность подменило место в иерархии армейского сообщества. Те, для кого риск из гражданской периферии переместиться в котёл битвы (фотографии сделаны в 1976–1978 годы, накануне Афганской кампании) как никогда реален. 

Придерживаясь одной из этих интерпретаций, мы всё же продолжаем видеть странность снимков. Убедительные в своём существовании и в своей независимости от нас, доносящие до нас голос иного времени, они продолжают излучать сомнение и неопределённость. Мы колеблемся, прежде чем обречь их на определённую интерпретацию. Даже если допустить, что выбор игрушки — случайность, просто первое, что подвернулось под руку в фотоателье, странность не исчезает. И именно эта странность оказывается тем зазором, в котором происходит наше знакомство с иным, с тем опытом, который, по-прежнему оставаясь недоступным для нас, обнаруживает себя. Мы видим другого вопреки своему непониманию. 

Дарья Панайотти,
куратор, историк фотографии